Проза Антона Павловича Чехова стала новаторским явлением в русской литературе второй половины XIX века. Он возвел жанр короткого юмористического рассказа до вершин высокого искусства. Современники упрекали Чехова в том, что в его произведениях ничего не происходит. Фабула рассказов в самом деле очень проста. Однако это не примитивизм газетной беллетристики. Это умение кратко повествовать о самом главном, мастерство подбирать точные детали для характеристики образов, манера художественной недосказанности, рассчитанная на домысливание читателя. Одним из ярких примеров чеховского гения является рассказ «Толстый и тонкий» (1883), впоследствии вошедший в знаменитый сборник «Пестрые рассказы».
Рассказ «Толстый и тонкий» был впервые опубликован в 1883 году на страницах юмористического литературно-художественного еженедельника «Осколки».
Действие разворачивается на вокзале Николаевской железной дороги. Два гимназических приятеля (один толстый, другой тонкий) встретились после многолетней разлуки. Оба несказанно рады приятной неожиданности. Особенно словоохотлив тонкий. Он вспоминает курьезные случаи из юношеской жизни. Представляет свое семейство – жену Луизу и сына Нафанаила. Не без гордости рассказывает о личных достижениях, службе в чине коллежского асессора, наградах, ремесленной подработке, уроках музыки, которые дает его супруга. Успевает посетовать на небольшое жалованье и поинтересоваться об успехах старого приятеля.Однако как только тонкий узнает, что толстый дослужился до высокого чина тайного советника, он тут же меняет манеру разговора. С фамильярного «ты» коллежский асессор переходит на «вы», добавляя почтенное «превосходительство». Принимается лепетать что-то приторно-заискивающее, сбивается, запинается и повторно представляет толстому вытянувшееся в струнку семейство.
Толстому противна резкая метаморфоза, произошедшая со старым приятелем. Он, не глядя, подает руку тонкому, и тот учтиво пожимает всего лишь три пальца. Толстый уходит, а коллежский асессор с женой Луизой, урожденной Ванценбах, и сыном Нафанаилом, учеником 3-го класса гимназии, остаются стоять на перроне. Их лица выражают благоговение. Они приятно ошеломлены.
Чехова-сатирика особенно занимала актуальная для русского общества XIX века тема чинопочитания. Всякое ущемление человеческой личности вызывало острое писательское негодование.
В первоначальном варианте рассказ «Толстый и тонкий» выглядел несколько по-другому. Толстый выступал в роли начальника тонкого. Он журил своего подопечного за опоздание на службу, а тот раболепствовал и заискивал перед руководством, чтобы смягчить возможное наказание.
Подобная расстановка ролей органично вписывалась в классическую литературную концепцию «маленького человека», униженного, оскорбленного, бесправного, вынужденного рабски пресмыкаться перед сильными мира.
Включая произведение в сборник «Пестрые рассказы», Чехов полностью его переписывает. Он меняет вектор привычной концепции и создает нового «маленького человека». Теперь его никто не вынуждает заискивать и раболепствовать, он добровольно идет на унижение. Более того, подобная манера поведения доставляет ему удовольствие. Читательская симпатия закономерно переходит на сторону господ, «маленький человек» больше не вызывает сострадания, он противен.
Так, в рассказе «Толстый и тонкий» толстый, несмотря на высокий чин тайного советника (один из высших гражданских чинов, приравнивается к генералу), с радостью окликает своего старого гимназического товарища. Его отношение к тонкому не меняется, когда он узнает, что тот служит коллежским асессором (чин соответствует капитану в пехоте).
Для тонкого значение первостепенной важности имеет положение в обществе. Он в первую очередь указывает на свой чин, Станислава (младшая государственная награда), что имеется в наличии. Дальнейшая манера разговора с приятелем зависела только от того, что он ответит на вопрос «До чего дослужился?».
Окажись толстый, скажем, титулярным советником, тонкий повел бы себя высокомерно, с коллежским асессором он бы говорил на равных, с надворным или статским советником держался более сдержанно. Но блеск и недостижимая высота тайного советника заставили тонкого тут же свалиться на колени. Он даже не пытался извлечь выгоды из знакомства с влиятельной особой, тонкий мог лишь рабски благоговеть./russian-classics/anton-chekhov/chekhov-tolstyjj-i-tonkijj.htmlТему человеческого двуличия и приспособленчества Чехов разрабатывал и в дальнейшем. В 1884-м он напишет рассказ «Хамелеон». Его главный герой полицейский надзиратель Очумелов станет символом подобной манеры поведения.
Начинающий прозаик Антон Чехов уловил актуальное для тогдашней литературы субъективное начало в повествовании. Он описывал частную жизнь людей, опираясь на личные наблюдения. Пестрый материал повседневной действительности проходил сквозь призму авторского восприятия и облекался в короткий рассказ.
Малую литературную форму любили Пушкин и Тургенев, однако рассказы Чехова принципиально отличаются от тех, что писали знаменитые предшественники. Большинство ранних чеховских рассказов занимают две, три, а то и одну страницу. Критики говорили, что в них нет содержания. Однако под содержанием подразумевался не смысл, а действие, движение жизни. Оно в самом деле сведено к минимуму. К примеру, фабулу «Толстого и тонкого» можно описать одним предложением: «На вокзале встретились два старых знакомых, поговорили несколько минут и разошлись».
Подобные обыденности происходят ежесекундно. Основной акцент Чехов делал не на действии, а на характере персонажа, что ярко проявляется в данной конкретной ситуации. Автор краток в описательных характеристиках, он полностью упраздняет рассуждения и выводы. «Чем теснее, компактнее, тем выразительнее, – говорил Антон Павлович, – Частностями нужно жертвовать ради целого».
Именно поэтому первостепенное значение в прозе Чехова имеет художественная деталь. Автор мог охарактеризовать образ буквально несколькими штрихами. Так, в «Толстом и тонком» Чехов не дает портретных характеристик своих героев. Он лишь отмечает, что толстый только что пообедал, что его губы лоснились, подобно спелым вишням, и пахло от него хересом и флердоранжем (аромат апельсиновых лепестков). Тонкий вышел из поезда, он нагружен багажом, его костюм пропах ветчиной и дешевым кофе. Читатель тут же делает для себя пометку, что первый, вероятно, человек не бедствующий, второй, скорее всего, вынужден считать деньги. Он даже не может нанять носильщика, поэтому тащит багаж сам.
Характеры персонажей
Диалог между приятелями позволяет сделать выводы о характерах персонажей. Толстый немногословен, дружелюбен, его речь проста и спокойна. Тонкий суетлив, речист, хвастлив.
Метаморфоза, произошедшая с тонким и его семейством, описана Чеховым мастерски. На лице тонкого появляется широчайшая улыбка, а сам он сжимается и будто сужается вместе со своими многочисленными картонками и тюками. Длинный подбородок жены вытягивается, сын Нафанаил поспешно застегивает пуговки на гимназическом мундире, шаркает ножкой и от волнения роняет фуражку. Авторская зарисовка оказывается многословнее пространного описания в несколько страниц.
Узнайте больше о рассказах Чехова для детей, и почему автор не очень любил называть эти произведения детскими.
В нашей новой статье вы узнаете о рассказе Чехова “Тоска”. Основная тема этого произведения – трагедия одиночества человека, находящегося в обществе других людей.
Чтобы подчеркнуть различные характеры персонажей, Чехов прибегает к излюбленному художественному средству – антитезе. Именно поэтому один из его героев толстый, другой тонкий. Их имена не столь важны, хотя и упоминаются в рассказе: толстого зовут Мишей (просто, без вычурностей), тонкого – Порфирий, а жена у него ни в коем случае не Маша, а Луиза Ванценбах.
Автор абстрагируется от происходящего в рассказе, он сторонний наблюдатель. А потому никакой четко прописанной морали в «Толстом и тонком» нет. Он оставляет своих героев на перроне в приятном ошеломлении и удаляется вместе с тайным советником. «В маленьких рассказах, – писал Чехов, – лучше недосказать, чем пересказать».
r-book.club
Тематические эквивалентности («Толстый и тонкий» и другие рассказы)
По нарративной субстанции тематическая эквивалентность распадается на эквивалентности персонажей, ситуаций и действий. Эквивалентности ситуаций и действий делятся на изоперсональные (т. е. относящиеся к тому же персонажу) и гетероперсональные (относящиеся к разным персонажам).
Эквивалентность часто описывается при помощи метафор «ритм»[459] или «повтор».[460] Но такие понятия можно применять лишь ограниченно, поскольку они, во–первых, моделируют эквивалентность только как сходство[461], во–вторых, подразумевают временную последовательность эквивалентных элементов и, в третьих, относятся только к изоперсонал ьному сходству ситуаций и действий. Тем самым упускается из виду гетероперсональная эквивалентность, не говоря уже об эквивалентности симультанно развивающихся в рассказываемой истории сюжетных линий. И эквивалентность персонажей вряд ли поддается описанию при помощи метафор «ритм» или «повтор».[462]
*
Очевидную, но в то же время сложную, динамическую эквивалентность персонажей содержит рассказ «Толстый и тонкий». Принцип амбивалентной равнозначности предстает в этой анекдотической новелле в обнаженной геометричности. Уже заглавие, в котором формальное (фоническое и грамматическое) сходство слов противостоит их семантической оппозиции, указывает на со–противопоставление героев. В самом деле, вся тематическая энергия рассказа основывается на эквивалентности персонажей, предстающей то как сходство, то как контраст.
С первого взгляда, событие рассказа исчерпывается переходом от мнимого сходства фигур к их действительной оппозиции или же, другими словами, перипетией от изначального неосознавания социального положения «друга детства» к его осознаванию (т. е. от ошибочного узнавания толстого тонким к правильному узнаванию его высокого ранга). Такое толкование, выдвигаемое во многих вариациях[463], опирается односторонне на точку зрения тонкого. Если учитывается и роль толстого, то получается более сложный сюжетный рисунок. Тонкий осуществляет переход от предполагаемого им сходства с другом к осознаваемой их оппозиции, преобразуясь вместе с женой, сыном, чемоданами, узлами и картонками физически. Толстый же настаивает на сходстве. Контрасту с точки зрения тонкого (т. е. противоположности изначального сходства фигур и их конечной оппозиции) противостоит сходство изначальной и конечной позиции толстого. Толстый, отворачивающийся наконец от тонкого с отвращением, реагирует не на социальную оппозицию, а на изменение, мало того — преображение, которое произошло с тонким. Здесь имеется два события — событие тонкого, его преображение, и вследствие этого — событие толстого, его отвращение от преображения «друга детства».
Проанализируем еще раз более подробно сюжетное развертывание эквивалентностей. Рассказываемая история начинается с двойной оппозиции встречающихся на вокзале «двух приятелей». Первая оппозиция основывается на признаке ‘фигура’, которым исчерпывается описание героев: «один толстый, другой тонкий» (II, 250)[464], вторая оппозиция — на признаках ‘место принятия пищи’ и ‘запах’:
«Толстый только что пообедал на вокзале, и губы его, подернутые маслом, лоснились, как спелые вишни. Пахло от него хересом и флер–д’оранжем. Тонкий же только что вышел из вагона […] Пахло от него ветчиной и кофейной гущей» (II, 250).
Затем опять актуализируется первая, физическая оппозиция. Но на этот раз она охватывает и окружение тонкого — толстый один, тонкий же «навьючен чемоданами, узлами и картонками», и из?за его спины выглядывают «худенькая женщина с длинным подбородком — его жена, и высокий гимназист с прищуренным глазом — его сын». Багаж и семья тонкого разделяют с ним главный его признак — «тонкость». Это значит — толстому противостоит как эквивалент–противовес не только сам тонкий, а вся семья тонкого и вся его ноша. «Тонкость» в мире этого рассказа является не только физическим качеством, но также, в переносном смысле, внешним признаком общественного положения.
Несмотря на социальную противоположность приятелей в первой фазе встречи доминирует их сходство. Герои узнают друг друга, вспоминают имя другого, сначала толстый, называющий тонкого «голубчиком», затем тонкий, обращающийся к толстому как к «другу детства»; приятели троекратно лобызаются, устремляют друг на друга глаза, полные слез: «Оба были приятно ошеломлены» (II, 250).
Сообщая друг другу, чего они достигли в жизни, приятели открывают ту социальную оппозицию, о которой читатель догадался уже в экспозиции. Тонкий начинает обмен информацией: говорит много, хвалит наружность приятеля, задает вопросы, представляет свою жену Луизу («урожденная Ванценбах… лютеранка…») и своего сына Нафанаила («ученик III класса»), и, далее, представляет сыну «друга детства», напоминает о том, что они в гимназии вместе учились, и еще раз представляет жену как урожденную Ванценбах, лютеранку. На вопрос толстого, восторженно глядящего на него, где он служит, дослужился ли, тонкий хвастается своим чином, связанным, правда, с плохим жалованьем, так что жена вынуждена давать уроки музыки, а сам он делать портсигары «приватно из дерева». Таким образом, становится ясно, что носитель имени властителя «Порфирий» («порфироносец»), который женился на лютеранке и назвал своего отпрыска «Нафанаил» («дар божий»), влачит убогую жизнь, на которую намекает уже фамилия жены «Ванценбах» («ручей клопов»). Мало того, он существует за счет изготовления шкатулок, похожих по признаку своей внешней формы на те «картонки», которыми он навьючен и обозначение которых анаграмматическим образом содержит его имя: картонки — тонкий.
Словно желая расширить сходство с другом детства и областью службы, тонкий спрашивает толстого о его ранге, предполагая, что тот дослужился даже повыше: «Ну, а ты как? Небось, уже статский? А?» (II, 251). Статский советник, чиновник пятого класса в табели о рангах, на три класса выше коллежского асессора (таков ранг тонкого). И все же толстый, если бы он был статским советником, находился бы для тонкого в границах сходства. Но оказывается, что толстый имеет чин еще на два класса выше: «Нет, милый мой, поднимай повыше […] Я уже до тайного дослужился… Две звезды имею». Занимая третий класс в табели и тем самым превышая тонкого на пять классов, приятель решительно перешел границы сходства.
Узнав об ошеломляюще высоком ранге друга, тонкий претерпевает то изменение, которое сравнивалось исследователями с мимикрией хамелеона.[465] Но, собственно говоря, тонкий не изменяется, а только выражает всей фигурой еще радикальнее свое основное качество — тонкость. Внезапная бледность, окаменевание и искривление его лица связаны с тем процессом, в котором обнаруживается основная, мало того — единственная черта его природы: тонкий «съежился, сгорбился, сузился…» (II, 251), т. е. тонкий становится еще тоньше. Этому процессу подвергнуты и те предметы и лица, на которых выявляется общее семейное качество тонких: «Его чемоданы, узлы и картонки съежились, поморщились… Длинный подбородок жены стал еще длиннее; Нафанаил вытянулся во фрунт». И речь тонкого проявляет его исконное качество. Другом детства толстый является уже не безоговорочно: «друг, можно сказать, детства». На смену многоречивости пришло раболепное заикание. Выступавший в первой фазе самоуверенно, тонкий теперь употребляет частицу «-с» и хихикает, выражая при помощи фонической иконичности все то же качество тонкости: «Хи–хи–с».
После осознания различия чинов эквивалентность приятелей принимает двойственную форму. Если поведение тонкого определяется одним лишь различительным признаком ранга, то толстый продолжает настаивать на связывающем признаке. Он останавливает тонкого и «морщится» (это выражение неудовольствия создает в лексическом плане перекличку между его изменением и преобразованием чемоданов, узлов и картонок тонкого, которые «поморщились»). Задетый раболепием тонкого, толстый подтверждает ту дружбу детства, на которую до сих пор ссылался тонкий: «Мы с тобой друзья детства — и к чему тут это чинопочитание!», и он делает это без оговорок, без каких бы то ни было «можно сказать».
Поскольку для тонкого дружба детства аннулирована, то он считает двукратное представление жены и сына недействительным, как будто не произошедшим. В третий раз их представляя (сначала сына и затем жену: «Это вот, ваше превосходительство, сын мой Нафанаил… жена Луиза, лютеранка, некоторым образом…»), он даже не повторяется, а представляет свою семью в первый раз, в совершенно измененном мире, в этот раз не другу детства, а начальству.[466]
Снятие изначального сходства, произошедшее в сознании тонкого, связано с «перевзвешиванием» героев. В заключительном предложении «Все трое были приятно ошеломлены» сходство, основывающееся на внутреннем потрясении, сдвинуто. Оно связывает теперь уже не друзей детства, а людей и вещи, ставших одинаковыми на чашке весов тонкого.[467] Таким образом, новелла кончается сюжетным каламбуром: даже вместе с женой, сыном, чемоданами, узлами и картонками тонкий оказывается легче весом, чем толстый.
За сходством предложений скрывается сдвиг семантики. «Приятно ошеломлены» были толстый и тонкий ввиду внезапного появления друга детства, «приятно ошеломлены» трое тонких ввиду их внезапного столкновения с высоким чином.[468] Тонкий остается «приятно ошеломленным» несмотря на смену основополагающих признаков.
В богатом рисунке эквивалентностей этого рассказа важна еще одна особенность. Благодаря многократному упоминанию дружбы детства эквивалентность между толстым и тонким приобретает онтогенетическую основу. В школьные годы толстый, как вспоминает тонкий, «казенную книжку папироской прожег», а он сам «ябедничать любил». Эта оппозиция активизирует дальнейшие признаки. Она указывает на то, что толстый нарушает законы, а тонкий, уверовавший в авторитеты, ищет доверия начальства. Онтогенетическая точка зрения показывает также, что толстый и тонкий толстым и тонким не стали, но всегда уже были. Это исключает всякую возможность условной социальной мотивировки, оправдывающей развитие характеров общественной обстановкой. Чехов дает понять: толстый и тонкий не развивались. Это не способные к развитию или изменению характеры, а типы, архетипы — толстый и тонкий. На их филогенетическую предысторию указывают прозвища гимназических лет, о которых напоминает тонкий. Герострат — прозвище, которым товарищи дразнили толстого — был известный поджигатель, который в 356 г. до н. э. сжег храм Артемиды Эфесской, одно из семи чудес света, чтобы обессмертить свое имя, и его имя стало впоследствии синонимом честолюбца, добивающегося славы любой ценой. Эфиалът был грек, который в 480 г. до н. э. в бою под Фермопилами «предал, — как пишет Чехов в другом месте (I, 155), — персам отечество». Намек на эти отрицательные генотипы нейтрализует аксиологическую оппозицию между фенотипами, представленными в чеховском рассказе. Толстый, по всей вероятности, обнаруживал в своей карьере не только ту уверенную приветливость, с которой он успокаивает тонкого, и, пожалуй, не всегда выражал то презрение к подхалимству, которое заставляет его отвернуться от друга детства. Сходство в отрицательном, которое имеется как между античными генотипами, так и между русскими гимназистами, снимает тот этический контраст, который существует, как кажется, между взрослыми чиновниками.
Для роли эквивалентностей в нарративном мире Чехова показательно, что этот рассказ, впервые напечатанный в 1883 г. в «Осколках», был включен в сборник «Пестрые рассказы» 1886 г. с немногими изменениями, которые, однако, существенно изменили смысл рассказа. В первой редакции резкий переход от сходства друзей детства к контрасту чиновников различного ранга исходил от толстого («толстый, надувшись вдруг, как индейский петух»; II, 439), и этот переход был мотивирован не социальным расстоянием, разделявшим бывших друзей, а оскорблением нового начальника тонким, который посчитал его случайным однофамильцем друга детства. Таким образом, анекдотический «осколок» превратился в серьезный рассказ. Но переработка обозначала не просто обращение знаков. Во второй редакции толстый тоже не становится положительной фигурой. Его отвращение к кривляющемуся тонкому основывается не на принципиальном презрении к рангам — слишком уж он наслаждается названием своего чина. Его архетипичное прозвище «Герострат» не дает нам предполагать в нем гуманные мотивы. Возможно, ему просто неприятно видеть Порфирия, принадлежащего некоторым образом к его миру, в таком унижении. Успокаивая тонкого и принимая подчиненного как равнозначного («Для чего этот тон? Мы с тобой друзья детства»), он только защищает свое собственное достоинство. Но он, пожалуй, не забывает, что уже в прошлом ситуационное сходство школьников не стирало контраста их социальных ролей, обозначенных архетипичными прозвищами.
Чехов смог существенно переменить смысл рассказа, не затрагивая его основных эквивалентностей. Сохранилась даже перекличка двух предложений о приятном ошеломлении. Из этого можно заключить, что в создании рассказа именно эквивалентности, точнее, переоценка их признаков и переход от сходства к оппозиции были первичными. В творческом процессе не заданный смысл нашел подходящее сюжетное воплощение, а наоборот — заданная конфигурация эквивалентностей должна была воплотиться в подходящем тематическом материале. И только вторая редакция развернула заданные в конфигурации эквивалентностей смысловые потенциалы.
*
Рассказ «Толстый и тонкий» служит здесь примером эквивалентности персонажей. Но, помимо того, он содержит и явные эквивалентности ситуации, а именно и изоперсональные, и гетероперсональные. Изоперсоналъная эквивалентность имеется в оппозиции между болтливым, самоуверенным тонким перед «открытием» и заикающимся, хихикающим, пресмыкающимся героем после «открытия». Гетероперсональная эквивалентность образуется соотношением предложений «Оба были приятно ошеломлены» — «Все трое были приятно ошеломлены». Кажущееся расширение круга персонажей оказьюается противопоставлением двух разных конфигураций. «Оба» — это толстый и тонкий, «все трое» — тонкий, его жена и сын. Толстый не принимает участия в их приятном ошеломлении.
Такая неожиданная гетероперсональная эквивалентность играет в поэтике Чехова особенную роль. Ограничимся по этому поводу указанием на два рассказа.
В «Крыжовнике» все три персонажа обрамляющего действия, ветеринарный врач Иван Иваныч, учитель гимназии Буркин и помещик Алехин находятся, кажется, в несравнимых, не–эквивалентных положениях. Но присмотревшись внимательно, мы обнаруживаем, что ситуации этих трех героев связаны общим признаком, который можно назвать, ссылаясь на первый рассказ трилогии, «футлярностью».
В горькой юмореске «Знакомый мужчина» развертывается сходство превращений, происходящих с антагонистами, т. е. гетероперсональное сходство изоперсональных контрастов. Проститутка Ванда находится после выхода из больницы в небывалом для нее положении — без приюта и без копейки денег. Перебирая ряд «знакомых мужчин», у которых можно взять деньги, она вспоминает о зубном враче Финкеле, который однажды оказался щедрым. Ее план такой: она влетит со смехом к врачу в кабинет и потребует 25 рублей. Но без модной кофточки, высокой шляпы и туфель бронзового цвета и в мыслях называя себя уже не Вандой, а Настасьей Канавкиной, она не может осуществить свое намерение. В ней уже нет ни наглости, ни смелости, которые побудили ее однажды за ужином вылить на голову Финкеля стакан пива. Вместо того, чтобы потребовать 25 рублей, она от застенчивости дает врачу, не узнающему ее, рвать ей здоровый зуб и платит ему за его работу тот рубль, который она только что получила в ссудной кассе за заложенное кольцо с бирюзой, единственную свою драгоценность. Превращению наглой Ванды в застенчивую Настасью Канавкину соответствует метаморфоза «знакомого мужчины». Вместо веселого, щедрого, терпеливо сносящего шутки женщин кавалера, которым Финке ль бывал в Немецком клубе, выступает противный, суровый, глядящий важно и холодно, как начальник, доктор. Рассказ построен, по замечанию Шкловского, «на двойственности положения людей»[469] или, по более поздней формулировке, «на двойственности восприятия человеком самого себя, на разнице между Вандой и Настей, определяемой платьем, на разнице между дантистом Финкелем и „знакомым мужчиной“»[470].
В рассказах Чехова мы часто встречаем изоперсональную эквивалентность действий. Такая эквивалентность зачастую образовывает целые цепи.[471] Достаточно указать на вышеупомянутое моделирование жизненного пути как цепи эквивалентных ситуаций и действий.
Гетероперсональная эквивалентность действий играет также важную роль в рассказах Чехова. Здесь, как и в эквивалентности ситуаций, за явным сходством действий часто скрывается глубокий контраст и наоборот — противоположное нередко оказывается вполне совместимым.
В «Ионыче» протагонисты — Старцев и Екатерина Туркина — в разных эпизодах рассказываемой истории, но в сходных внутренних и внешних ситуациях отвергают ухаживания один другого. История неодновременной влюбленности обнаруживает то, чего протагонисты сами не понимают — мнимая их любовь каждый раз основывается на неосознавании ни внутренней сущности, ни внешней жизненной обстановки любимого человека.
В «Душечке» мужья Ольги Племянниковой, резко контрастируют характерами, деятельностью и мировоззрением, но становятся похожими друг на друга тем, что они все неожиданно умирают. Ниже будет показано, что это сходство представляет любовь «душечки», которой без основания увлекался Лев Толстой[472], в несколько ироническом свете.
В «Скрипке Ротшильда» также имеется эквивалентность умирающих. Она связывает гробовщика Якова Иванова, прозревающего на пороге между жизнью и смертью, и его жену Марфу, которая, умирая, напоминает Якову о забытой жизни. Другую центральную эквивалентность этого рассказа составляют игра на скрипке скрипача–гробовщика
Иванова и игра на скрипке флейтиста Ротшильда. Корыстолюбивый Иванов, несмотря на то, что он хорошо играет на скрипке, несет только «убытки», т. е. не осуществляет возможного «дохода», потому что его, который «проникался ненавистью и презрением к жидам», приглашают в еврейский оркестр не часто, «только в случае крайней необходимости» (VIII, 298). А когда бедный флейтист Ротшильд повторяет на скрипке, оставленной ему умирающим гробовщиком, то, что играл Иванов, сидя на пороге, он получает большой «доход».
Примером тому, что в рассказах Чехова за находящейся на переднем плане оппозицией часто кроется сходство действий, может служить «Черный монах». Молодой ученый Коврин и страстный садовник Песоцкий олицетворяют, как кажется на первый взгляд, противоположные образы жизни и мышления. Но если присмотреться, то можно увидеть, что их эквивалентность принимает, скорее, форму сходства. Образ мышления и того и другого определяетс. ч манией величия и презрением к посредственности. Мало того — статьи Песоцкого о садоводстве обнаруживают, как устанавливает именно Коврин, «почти болезненный задор» и «повышенную чувствительность» (VIII, 237—238), связывающие, в свою очередь, их автора со сходящим с ума молодым ученым.
Сходство того, что кажется противоположным, наблюдается и в «Крыжовнике». Рассказчик вставной истории Иван Иваныч утверждает жизненные ценности, кажущиеся противоположными ценностям его брата Николая. Оппозиция братьев обнаруживается в оценке крыжовника — воплощения осуществленной Николаем наконец мечты о жизни в деревне, Если Николай смакует крыжовник «с жадностью», хваля его вкус, то Иван находит, что «было жестко и кисло» (X, 61). В представлении Ивана его отделяет от брата пропасть, которую он описывает посредством пушкинских понятий — «тьма истин» и «возвышающий нас обман». Однако, если Иван, ссылаясь на свой возраст — ему, правда, только 47 лет —, отказывается делать практические выводы из своих познаний для самого себя и уступает задачу делать добро молодым людям, отношение братьев предстает не как оппозиция, а как сходство. Признаком, указывающим на сходство братьев, служит неприметная перекличка между наслаждением Николая кислым крыжовником и наслаждением, которое испытывает Иван, купаясь в плесе во время дождя. Купание в дождь, без сомнения, может доставлять удовольствие. Но какова ситуация, в которой Иван Иваныч, «наслаждаясь», бесконечно плавает и ныряет в плесе? Утомленные длинной прогулкой, Иван Иваныч и Буркин, испытывающие «чувство мокроты, нечистоты, неудобства во всем теле», приходят в имение Алехина, где люди накрываются мешками от сильного дождя: «Было сыро, грязно и неуютно, и вид у плеса был холодный, злой» (X, 56). В такой ситуации наслаждение Ивана, единственного бросившегося в воду, очень похоже на удовольствие, приносимое жестким, кислым крыжовником его брату.
В тематическую эквивалентность у Чехова нередко вовлечены и события в природе (происшествия во внешней ситуации). Такие события уже не принадлежат к пассивной обстановке (setting), а участвуют в истории как бы активно, однако, не включаясь в цепь причин и следствий главного действия. Скорее, они образуют параллельное действие. Отсюда, пожалуй, происходит представление о «символике» чеховских описаний природы и впечатление, что природа отражает сознание героя. Здесь имеется, скорее, метафорическое сходство или контраст между событием в природе и деятельностью сознания. Примером тому служит эпизод в конце «Крыжовника» (Иван Иваныч кончил свой рассказ, не удовлетворивший ни Буркина, ни Алехина. Иван Иваныч и Буркин ложатся спать в отведенной им комнате):
«От его [т. е. Ивана Иваныча] трубочки, лежавшей на столе, сильно пахло табачным перегаром, и Буркин долго не спал и все никак не мог понять, откуда этот тяжелый запах. Дождь стучал в окна всю ночь» (X, 65).
Почему вообще отобраны мотивы стучащего в окна дождя и тяжелого запаха, который Буркин, как это ни странно, не объясняет табачным перегаром? Дождь и запах находятся в известной пространственной и временной смежности с бессонницей Буркина, но они никак не являются ее причиной. Ибо Буркину мешает спать не запах трубки, а другой, метафорический «запах». Неприятный табачный перегар и стучащий в окно дождь — метонимические или метафорические эквиваленты рассказанной Иваным Иванычем истории или впечатления от нее у Буркина.
Следующая глава
lit.wikireading.ru
Чехов Антон Павлович 1860–1904
Толстый и тонкий
«Толстый и тонкий» по жанру является рассказом.
Завязка: вокзал Николаевской железной дороги, встреча толстого и тонкого.
Развитие: друзья радуются встрече, рассказывают каждый о своей жизни.
Кульминация: тонкий узнает о том, что толстый дослужился «до тайного».
Развязка: тонкий пресмыкается перед толстым, последний уходит.
На железнодорожном вокзале встретились два давнишних приятеля: один толстый, другой тонкий. Толстый производит впечатление преуспевшего в жизни человека. Тонкий выглядит несколько скромнее. Приятели бурно радуются встрече, «троекратно облобызались и устремили друг на друга глаза, полные слез».
Тонкий (Порфирий) представляет толстому свою семью – жену Луизу, урожденную Ванценбах, и сына Нафанаила, вспоминает со смехом совместные годы учебы в гимназии. Друзья переводят разговор на дела служебные. Тонкий сообщает, что он «коллежским асессором уже второй год», жалованье маленькое, и ему приходится подрабатывать уроками музыки и изготовлением портсигаров. Толстый в свою очередь говорит, что он «до тайного дослужился» и имеет две звезды.
Когда тонкий понял, что перед ним высокий начальник, он «побледнел, окаменел, но скоро лицо его искривилось во все стороны широчайшей улыбкой…». Подобострастно улыбаясь, он начинает обращаться к старинному другу «ваше превосходительство». Фамильярный дружеский тон забыт. Толстый говорит, что чинопочитание здесь излишне, ведь они друзья детства. Однако тонкий продолжает пресмыкаться. Тайного советника стошнило от той маски «благоговения, сладости и почтительной кислоты» на лице тонкого. Семья тонкого ведет себя так же, как и он сам. Толстый уходит. Все трое – тонкий, его жена и сын – «были приятно ошеломлены».
План произведения
1. Встреча двух приятелей на вокзале.
2. Школьные товарищи мило беседуют.
3. Изменение поведения тонкого после того, как он узнал о служебном положении толстого.
4. Раздосадованный толстый уходит. Семья тонкого приятно удивлена этой встрече.
scribble.su
А. П. Чехов – классик русской и мировой литературы. Он является одним из самых популярных драматургов всего мира. Многие его известные произведения переведены более чем на 100 языков мира. За четверть века своего творчества он создал 900 самых разных произведений. Многие из них включены в классику мировой литературы, к ним относятся «Дядя Ваня», «Три сестры», «Вишневый сад», «Человек в футляре» и еще много других. Достаточно известное произведение «Толстый и тонкий» тоже входит в этот список. Именно о нем дальше и пойдет разговор.
Однажды на вокзале в толпе пассажиров Николаевской железной дороги повстречались два давних приятеля. По толстому пассажиру было видно, что он вот только недавно вкусно отобедал в ресторане, и губы его еще лоснились от масла. От него также пахло вином и свежим ароматом дорогих духов. Тонкий же весь был обвешан узлами, чемоданами и картонками, и пахло от него ветчиной и кофе. Рядом с ним стояла худощавая женщина, его жена, и высокий парень в гимназистской форме, его сын.
Краткое содержание «Толстого и тонкого» продолжается тем, что толстый, увидев тонкого, от радости воскликнул: «Порфирий, это ты? Голубчик, сколько же мы с тобой не виделись?». Тонкий встал в изумлении и тоже, узнав приятеля, вмиг обрадовавшись, закричал: «Миша, батюшки!! Ты откуда взялся, друг детства?». В такой трогательной обстановке ошеломленные неожиданной встречей толстый и тонкий со слезами на глазах обнялись и, как положено, три раза поцеловались.
Тонкий был очень рад такому сюрпризу. Он начал с интересом разглядывать толстого и осыпать его комплиментами. После всех шумных приветствий, он подвел к нему свою жену Луизу, которую представил под девичьей фамилией Ванценбах и указал, что она лютеранка. А потом очередь дошла и до сына, которого тонкий представил Нафанаилом и сказал, что он ученик третьего класса.
Затем худой обратился к своему семейству и объявил, что он встретил друга своего детства, с которым вместе учились в гимназии. Нафанаил в знак приветствия тут же снял шапку.
Два давно не видевшихся друга стали вспоминать о своих шалостях и проделках в гимназии и кто чем, так сказать, «прославился».
Теперь толстый перенял инициативу и стал расспрашивать у тонкого, где он служит и какие звания имеет. Тонкий стал рассказывать, что второй год работает коллежским асессором и даже обладает орденом Святого Станислава, жалованье имеет плохое, но подрабатывает изготовлением портсигаров из дерева, которые собственноручно делает. Потом он рассказал о своей жене, которая преподает уроки музыки, о том, что раньше служил в департаменте, а теперь переведен сюда столоначальником.
А потом худой поинтересовался, как идут дела у его друга, и уж не до статского ли советника он дослужился. Толстый, недолго думая, сказал, чтобы тот брал выше, и что он уже стал тайным и имеет две звезды. И тут краткое содержание «Толстого и тонкого» обретает немного мрачные краски, так как случилось что-то невообразимое. После этих слов тонкого словно подменили. Сначала он окаменел, потом резко побледнел, сгорбился, съежился и еще сильнее сузился. Лицо его изображало гримасу, расплывшуюся в широчайшей улыбке. Жены длинный подбородок вытянулся еще сильнее, а сын Нафанаил застегнул до конца все пуговки мундира и вытянулся в стойке «смирно».
Вот такой оригинальной сатирой украсил Чехов рассказ «Толстый и тонкий». Но и это еще не конец.
Дальше краткое содержание «Толстого и тонкого» отмечает, что тонкий сразу сменил тон и стал лепетать услужливые слова перед толстым, и обращаться к нему стал не иначе как «Ваше превосходительство…, очень приятно-с…, такие вельможи-с…». Толстый поморщился и признал, что ни к чему ему такие чинопочитания, ведь они дружат с детства.
Но тонкий только нервно хихикал и съеживалсяеще больше. И опять, только уже в более официальном тоне, стал толстому представлять свою жену-лютеранку, а потом сына Нафанаила-гимназиста.
Толстому все это было не по нраву. Он хотел было что-то возразить, но обнаружив в тонком благоговение и приторность, а потом, почувствовав тошноту от его поведения, он решил немедленно удалиться. Толстый протянул тонкомуруку на прощанье. Тот пожал ему три пальца, поклонился и опять заискивающе захихикал. Жена только и успела улыбнуться, а Нафанаил в оторопях уронил фуражку. В общем, было понятно, что всех троих эта приятная для них новость ошеломила.
Произведение «Толстый и тонкий» Чехова само по себе замечательное. Ведь в каждом таком литературном шедевре Чехов высмеивает человеческие пороки.
В рассказе описывается неожиданная встреча двух давнишних друзей. Один толстый, по которому сразу видно, что он занимает должный чин и благополучно живет. А другой тонкий, у которого денег нет даже на носильщика. Поэтому он весь был погребен под своим ручным багажом. Они были так рады встрече, пока разговор не пошел о работе, должностях, о достижениях в жизни. Вот тут все и испортилось. Тонкий начинает перед толстым буквально заискивать и подыскивать нужные слова, чем моментально отталкивает от себя толстого, который, попрощавшись, вскоре удаляется.
«Толстый и тонкий» Чехова содержит мораль, которая заключается в том, что не надо торопиться хвастаться своими достижениями перед тем, кто достиг большего, но и унижаться перед ним тоже не стоит. И когда разговариваешь со своим давнишним другом, занимающим высокое положение, то разговаривай с ним как с другом, а не как с высокопоставленным лицом. Чехов рассказ «Толстый и тонкий» посвятил именно этому, он, как никто, понимает, что без настоящих искренних и дружеских отношений люди могут потерять свой человеческий облик.
www.syl.ru